Давид Балаян
ПОСЛЕ ТЕР-ДЗОРА

Девочка несла воду по пустыне.
Надо было как можно быстрее добраться до небольшого валуна, за которым лежала ее умирающая мать. Она знала, что вода сохранит матери жизнь, и тогда ей не будет одиноко на этом свете.
Она убыстряла шаги, однако ноги погружались в песок очень глубоко и приходилось делать усилие, чтобы двигаться вперед. Тот камень, казалось, все отдалялся, и девочку охватил ужас: она поняла, что уже не сможет помочь матери.
Девочка осталась одна в этой пустыне, которая заглатывала ее в себя; песок уже подобрался до лица и стало трудно дышать.
Она вся напряглась, открыла рот, чтобы закричать, и проснулась.
Салима, старая женщина, давно работавшая служанкой в этом доме, строго посмотрела на девочку и прошипела:
- Пора готовить завтрак господам, а ты все спишь, - потом, прищурив глаза, спросила. - Ты что это такое видела во сне?
- Будто мы пошли в баню, а там лопнули трубы, и мы чуть не утонули, - с невинным видом ответила девочка и вспомнила, как мать ей говорила, что вранье - большой грех, за который Боженька обязательно накажет.
- Такое было в тот год, когда мы покарали этих неверных армян, - сказала Салима, но тут же осеклась и пристально посмотрела на девочку.
- Этого я не помню.
За прошедшие годы девочка сумела внушить окружающим и, прежде всего, себе, что она полностью забыла свою прежнюю жизнь. Она теперь была маленькой турчанкой Асмией, служившей в семье господина Халила, который выкупил ее из бедуинской неволи и привез в Константинополь в качестве бесплатной домработницы.
Только сны вероломно возвращали ее в страшное прошлое.
Приготовив завтрак, но сама, конечно, голодная, 14-летняя девочка отправилась за покупками к обеденному столу.
Она уже подходила к базару, когда ее остановила женщина, по виду не местная.
- Ахчик джан, дун hай эс?
- Простите, ханум, я вас не поняла, - сказала Асмия и хотела прошмыгнуть мимо.
- Ты армянка? - повторила свой вопрос по-турецки преградившая дорогу женщина и, не дожидаясь ответа, сказала. - Я вижу, что ты армянка. У тебя армянские глаза.
- Я турчанка, - прошептала Асмия, резко развернулась и побежала домой.
Она уже слышала из разговоров взрослых, что в городе появились люди из далеких стран, которые ищут армянских детей-сирот. И твердо знала одно: если кого-то признают армянином, это означает неминуемую смерть.
Девочка так ничего не купила, и за это ей поручили адскую работу - до ночи сбивать шерсть.
Уже стемнело, когда вдруг в дверь громко постучали, и в дом вошел высокий седовласый мужчина в черном одеянии и с крестом на груди в сопровождении той женщины, которая утром с ней заговорила. Это был армянский священник.
- Я пришел за нашей девочкой, - показав на Асмию, уверенным и громким голосом сказал священник, и девочку очень удивило, что хозяева даже не посмели что-либо возразить.
На улице стояли какие-то люди с плотно сжатыми губами, которые пошли следом за ними. Когда она оглянулась, толпа сзади них стала намного больше и многие были с ружьями. Непроизвольно она напряглась, и это почувствовал священник, который вел ее за руку.
- Не бойся, дочь моя, - сказал священник. - Это армяне. Они нас охраняют. Они сами пришли, когда узнали, что я иду спасать армянскую девочку. Ты теперь в безопасности со своим народом.
Эту ночь Асмия провела в армянской церкви, и здесь она узнала, что священник, приведший ее сюда, - сам Патриарх Константинополя, и только его высокий сан сделал возможным ее быстрое спасение.
- Тебе очень повезло, моя девочка, - сказала старушка, укладывавшая ее спать, и вздохнула. - О Господи, почему ты так наказываешь свой народ?
Асмия сразу заснула и опять во сне бежала с полуразбитым кувшинчиком через пустыню Тер-Дзор. Ее ноги погружались в песок все глубже и глубже, и она знала, что не сумеет принести умирающей матери воду. И знала, что она, Асмик Бояджян, осталась на этом сете совсем одна, потому что в пустыне Тер-Дзора погибли ее мать Анаид Бояджян, бабушка Астгик, старшая сестра Мариам, старший брат Левон и младший брат Погос, А отца Седрака Бояджяна и дедушку Вагаршака жандармы убили во дворе их дома.
Утром Патриарх повел ее к судье.
- Так надо, дочь моя, - сказал он девочке. - Он должен убедиться, что ты армянка. Таков их закон. Если бы ты говорила по-армянски, этого было бы достаточно. А так он должен задать тебе несколько вопросов, чтобы вынести судебное решение.
Но судья, взглянув на нее, расхохотался.
- Нет, девочка, - сказал он и хлопнул ладонью по толстой книге, - я не буду тебя ни о чем спрашивать. По твоим глазам видно, что ты армянка.
Они вышли на улицу, и Патриарх поднял верх руку со сжатым кулаком. Стоявшая у дверей суда толпа ответила тем же. А Патриарх, у которого в глазах были слезы, достал платок, высморкался и сказал дрожащим и тихим голосом:
- А теперь, дочь моя, ты должна снова выучить язык своего народа.
(Опубликовано в № 118 "Юсисапайла")