Давид Балаян

"ЮСИСАПАЙЛ"
Далекое и близкое

Глава вторая

«Невозможно правильно воспринять оптимизм и вечное стремление к самоутверждению, присущее армянскому народу, не зная истоков этого мировоззрения, которое сопровождало армян во все времена их истории, помогало бороться против превратностей судьбы, упорно ковать свое счастье», - писал академик Иосиф Абгарович Орбели.

Вряд ли кто сегодня знает, насколько опасно было в те годы раскрывать в научных трудах историю армянского народа. Многие аспекты приходилось замалчивать, а ряд исторических документов подчас спасать от физического уничтожения.
Даже для знаменитого на весь мир ученого, спасшего Эрмитаж от варварского уничтожения и выступавшего на Нюрнбергском процессе в качестве директора этого уникального музея, некоторые темы были запретны.
Об этом Иосиф Абгарович говорил прямо на своих занятиях со студентами Восточного факультета Ленинградского государственного университета, в годы советского тоталитаризма отличавшегося своим духом вольнодумства.
Автору этих строк довелось общаться с этим великим человеком и пару раз побывать у него дома на Дворцовой набережной.
И впервые увидеть, так сказать, в натуре экземпляр журнала «Юсисапайл».
«Вот прекрасный пример служения своей нации, - сказал на чистейшем армянском языке Иосиф Абгарович и предложил. – Прочитай оттуда любой отрывок».
«Вот видишь! – захихикал академик в свою большую пегую бороду. – Твои предки передали тебе в дар самую главную духовную ценность, которая именуется армянским языком. Используй его, развивай! А ты ашхарабар не знаешь. А грабар тем паче. Фактически участвуешь в исторической дискриминации собственного народа. Вот так то!»
И.А. Орбели к этому времени сложил с себя обязанности декана восточного факультета ЛГУ, оставаясь при этом заведующим кафедрой кавказоведения.
А заместителем декана был некий азербайджанец Векилов, который только из-за того, что я был у Орбели дома, лишил меня общежития.
Менее, чем через шесть месяцев Иосиф Абгарович скончался, но не успели мы в февральскую стужу 1961 года предать земле останки великого человека, как его детище – кафедра кавказоведения - было ликвидировано, а студенты распиханы по другим отделениям.
Факультет просто кишел соглядатаями и доносчиками, но, несмотря на это, именно в его недрах возник подпольный «Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа» (ВСХСОН), из-за которого впоследствии был отменен приезд членов Политбюро ЦК КПСС на празднование 50-летнего юбилея революции в ее колыбели Ленинграде.
Один из создателей и, как позже выяснилось, главный идеолог этой организации Михаил Садо работал в библиотеке Востфака на выдаче книг, но мы с ним практически не общались. Однажды он пригласил меня к себе домой, так как хотел проконсультироваться по поводу очень ценной для него старинной книги, хранящейся в качестве фамильной реликвии. Так я впервые столкнулся с тем, что для издания своих книг некоторые народы, в данном случае ассирийцы, использовали армянские письмена.
У Садо были и другие весьма интересные для меня раритеты, в частности номер назаряновского журнала «Юсисапайл».
- Именно такой ты видел у Иосифа Абгаровича дома?
- Откуда ты это знаешь?
- Дорогой мой, мы знаем о тебе все.
- Кто это «вы»?
- Сегодня своей нации надо служить по-другому. А для начала ознакомься вот с этими публикациями, - и Садо вручил мне две книги: «Дашнаки за рубежом» и «Новый класс» М. Джиласа.
- Мы надеемся, что, когда ты присоединишься к нам, своим псевдонимом выберешь «Дашнак», - сказал уже в дверях человек, который ровно через два года будет арестован по статье «измена Родине» и «заговор с целью захвата власти» и получит 13 лет строгого режима.
В марте 1967 года пришли и за мной: оказывается, в списках ВСХСОН я значился в качестве кандидата в члены этой, в общем-то, наивной организации, которая, если и представляла какую-либо угрозу, то лишь для ее участников. Но в ее программе был пункт о том, что «освобождение народов от коммунистического ига может быть достигнуто только вооруженной борьбой…», и это дало возможность следователям-чекистам основной акцент сделать на «заговоре» и «вооружённом восстании», раздувая всячески военно-политический характер организации, у которой всего-то был один ржавый и неисправный парабеллум.
В поле зрения КГБ попало около ста лиц, причастных к организации и над всеми нависла смертельная опасность – ведь могли запросто расстрелять. Обнаружение столь многочисленной антисоветской группы вызвало в Политбюро ЦК КПСС тревогу, граничащую с паникой. Доклад по делу ВСХСОН на заседании Политбюро представил председатель КГБ СССР Андропов, и было решено принять чрезвычайные меры для того, чтобы факт существования Союза не получил огласки в стране и за рубежом.
Под суд пошли 21 человек (4 руководителя – И. Огурцов, М. Садо, Е. Вагин, Б. Аверичкин - и 17 рядовых членов, успевшие вовлечь в состав организации новых людей), остальным же грозила весьма серьезная статья за недоносительство. Но в деле фигурировали пять иностранных граждан, в том числе поданные Великобритании, Италии и Франции, поэтому решили ограничиться несудебными методами репрессий. Меня, в частности, исключили из комсомола, в котором я, по сути, и не состоял, исключили из членов жилищно-строительного кооператива, а позже вынудили уйти с работы и покинуть город. Сместили с должности даже моего дядю – Гаруша Багратовича Балаяна, почти тридцать лет проработавшего главным инженером Ленинградского завода полиграфических машин.
Самое парадоксальное в этой истории, на мой взгляд, то, что люди, яростно защищавшие советскую власть от безобидных студентов, потом, после падения коммунистического режима, вновь стали у кормила власти и даже отказали в реабилитации тех, чью жизнь и судьбу так безжалостно исковеркали.
И так беззастенчиво грабят страну, что на выборах приходится голосовать хотя бы за… тех же коммунистов, чтобы хоть как-то обозначить свое отношение к сегодняшним правителям из числа вчерашних партбилетчиков.

Продолжение следует

Предисловие и глава первая